1941 год
Разрушен город, и пожарищ дым
Разносит ветер, записавшись в слуги.
Он от бомбёжек стал совсем пустым….
Немноголюдно и в округе….
Воина, и Украина под удар
Попала первой, и лежит, разбита.
Пылает солнце, как пожар,
Огнём и гарью всё залито.
От взрывов чёрная земля,
Как изъязвлённая в болезни.
И хлебные горят поля,
И пахари её исчезли.
Кто на войне, а кто в плену,
В эвакуации, в побеге.
И город плачущий в дыму,
Весь в белом пепле, словно в снеге.
И каждый город, как одна судьба,
И Луцк, и Броди, и Дубно, и Ровно.
И Богу тихая мольба,
И покаянье… безусловно.
Там в городе одном молитвенный был дом,
Где люди – христиане собирались.
Там жили мирно со Христом:
Молились, славили, общались.
Там проповедь звучала, и всегда
Там кто-то каялся, и наполнялась церковь.
Делилась радость пополам, беда,
И вера в сердце у людей не меркла.
Рождались дети, их учили жить,
Любить людей, любить друг друга, Бога.
Старались, как могли, Христу служить.
Ведь цель у всех одна, одна у всех дорога.
Конечно, были скорби у людей,
Конечно, трудности там были,
Но избавлял Бог от скорбей
И очищал Свой храм от пыли.
И создавались семьи во Христе,
Евангелие распространялось.
Хранили сердце в чистоте,
Но никого сейчас уж не осталось.
А Бог её любил – от Плоти плоть,
От Его крови созданную в Боге.
Войну и горе – видел всё Господь,
К врагам её Господь был строгим.
В руинах дом молитвенный лежал.
На фронте кто-то, ну а кто - в Сибири.
И только лист орешника дрожал
Над кучей пепла, извести и пыли.
Там был один старик, негодный на войну.
И труд его плечам уж не под силу,
Поэтому и старец не в плену -
Ему за восемьдесят было.
Он каждый вечер в дом молитвенный спешил,
Вернее, на руины его, камни.
Он Богом жил, Иисусом жил,
Склонялся там, орешник видел капли
Его печальных слез, его молитвы стон –
-Разбито всё, разрушено, о Боже!
Но верю я в священный Твой закон.
Ты всё вернуть, восстановить всё можешь.
Я верю Слову Твоему -
«Её не одолеют врата ада!»
Тебе, Владыка, слава Одному,
А мне, Господь, уж ни чего не надо.
Он каждый день туда ходил,
Он каждый день молился снова.
Он церковь, как Христос, любил
И говорил одно лишь слово: -
«Да не разрушит враг её,
Не одолеют врата ада.
Вернётся снова церковь в бытиё,
А мне, Господь, уж ничего не надо!»
Три года к пустоши ходил,
Три года плакал и молился,
Пока стоять хватало сил,
А силы не было, - на землю он ложился.
С простёртыми руками по земле
Его нашли на грудах этих, -
И пальцы были согнуты в золе, -
Какие-то игравшие там дети.
Закончилась война, и годы пронеслись.
На этом месте церковь возвышалась.
И снова жизнь, горела жизнь:
И плакала, и пела, и смеялась.
И не одна, а несколько церквей –
Евангельских общин в округе!
Избавил Бог её от всех скорбей
И не сломили дьявольские слуги!
-----
И горе горькое придёт,
И чёрным вороном взметнётся,
Но жизнь идёт, она идёт.
И боль уйдёт и не вернётся.
И ада жуткие врата
Её не одолеют, Боже.
Невеста – церковь у Христа -
Пройти и выстоять всё сможет.
Ирина Шилова,
Пермь
Задавать себе вопросы - это хорошо.
Прочитано 6099 раз. Голосов 5. Средняя оценка: 5
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
